Во время одной из прошлых командировок в Ижевск мне (прим. редакции – Михаилу Кречмару, главному редактору «Русского охотничьего проекта», далее – М. К.) удалось познакомиться с интересным мастером – Анатолием Ивановичем Ураковым. Мастер мне запомнился своей отчётливой самобытностью и профессионализмом. Про профессионализм – это не просто фигура речи. В то время как подавляющее большинство наших ножевых мастеров пришло в отрасль, будучи изначально учителями, отставными военными, охранниками, электротехниками и врачами, Анатолий Иванович изначально формировался как оружейник – на Ижевском механическом заводе.
Мастерская Анатолия Ивановича расположена на первом этаже сверкающего и застеклённого бизнес-центра, на первом уровне её стоит производственное оборудование, на котором трудятся два помощника; на втором устроено нечто вроде кабинета, причудливо украшенного кобурами, клинками и плакатами Wanted с Панчо Вильей.
Анатолий Ураков (далее – А. У.) рассказывает: По большому счёту, я часть оружейной истории Ижевска и был либо участником, либо свидетелем того, что происходило с оружием в Ижевске начиная с 1975 года. Как раз в 1975 году я переехал в Ижевск – перевёлся из Мариупольского металлургического института. приехал с одним чемоданом на вокзал – так хотелось стать оружейником. Учился на дневном, заканчивал последний вечерний курс специальности 0542, тогда она называлась «Полигонные установки». А по факту это было конструирование огнестрельного оружия. Ну, всякого. Работал на кафедре, там же и закончил.
А потом ушёл из института, из лаборатории автоматических машин, пошёл на механический завод мастером, в экспериментальный цех. Появилась возможность осуществить дипломный проект в металле. Согласовали с руководством завода, с институтом, я сделал двухзарядный автомат для круглого стенда, на два патрона, да. Самое интересное – что на нём не было запирания, был газоотвод и ствол двигался вперёд. Сейчас я мельком видел такое ружьё, но оно появилось буквально несколько лет назад, вот, а тогда ничего похожего не было. Я его сделал в металле, принёс на приёмную комиссию, на дипломную, масса народу была. Мне почти ни одного вопроса не задали: все кинулись рассматривать ружьё. Тогда это была редкость в металле. Может быть, это ружьё до сих пор где-то в запасниках Мехзавода валяется.
Потом перешёл в 158-й конструкторский отдел, занимался пневматическим оружием, на винтовку ИЖ-32БК сделал ложу для стрельбы по «бегущему кабану», и эту ложу завод делал лет 20, наверное, а за промышленный образец я получил аж тысячу рублей. Из этой винтовки были выиграны Олимпийские игры, она была на вооружении сборной, «сборники» из неё стреляли и выигрывали соревнования. Ездили мы туда, ну, как правило, не одни. Потом я ушёл с завода.
М. К.: А как к ножам пришли?
А. У.: Оружие и ножи – они постоянно вместе. Так или иначе, тяга-то всегда была. И если оружие – это довольно сложная штука в плане доступа, то нож – взял и сделал.
М.К.: А когда вы первые ножи-то сделали?
А. У.: Нормальный первый нож – это был 1984 год, я нашёл в журнале Guns & Ammo маленькую статеечку о ножах Coldsteel, они только появились тогда. Там было написано, что это лучший боевой нож всех времён и народов. И мне захотелось сделать свой вариант этого ножа. У него было немного вогнутое лезвие, но по форме это был танто. Наверное, это была 40Х13, нержавейка. Выточил на моторчике от стиральной машины. Он очень интересно был сделан, я долго им пользовался. Наверное, лет десять – двенадцать брал его на охоту – я активно охотился. Вот то, что вы сейчас здесь видите, в частности конструкция складника, который лежит перед вами, – это моя деятельность с 2005 года. Инерционного типа, замок, запирающий клинок, похож на оружейный предохранитель.
М. К.: А вы делаете одну конструкцию складника?
А. У.: Ну, вообще их около сорока моделей. Замок практически везде один, с какими-то небольшими изменениями, но принцип один. Это вот затвор, он так вот поворачивается до упора, клинок спокойно выпадает. Здесь люфт, клинок ничего не держит, и когда вы открываете нож, клинок становится на боевой упор, а вы замком затягиваете боковины, и он встаёт мёртво в рабочем положении. Стенки сводятся, и люфт отсутствует. Когда я это всё только начинал делать, многие мне писали: да, ты что, я такой ножик за полдня в гараже выпилю. Я говорю: выпили. Пока никто не выпилил. Конструкция до сих пор аналога не имеет. Интересно она у меня возникла: как-то вышел покурить в подъезд, и всё это нарисовалось в воздухе. Видимо, зрело долго. Побежал домой, и началось. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять, как это работает и в чём физическая суть. С 2005 года скоро 20 лет будет, ни одной рекламации пока нет.
Вообще, возникновение идеи – это тайна великая есть. Как-то это аккумулируется: события, люди, разговоры. Вот самый яркий пример. У меня есть друг Шамиль Таташев, очень хороший мастер, вообще великолепный, самобытный. Я ему подарил в своё время нож «Панчо Вилья». Он звонит и говорит: Анатолий Иванович, вот Панчо Вилья – это национальный герой Мексики, а у нас в Чечне тоже есть национальный герой, чем-то похожий, абрек Зелимхан. Прислал мне две большие статьи за 1913 год, где рассказывается, как абрек Зелимхан в Государственной думе ещё того времени объясняет, почему он такой злой абрек и что его до этого довело. В результате меня это задело. Я нарисовал эскиз и потом уже не смог ничего туда добавить. По этому эскизу сделал чертежи, изготовил нож, написал там «Абрек Зелимхан» по-чеченски.
М. К.: На ноже передо мной вижу номер – 2408. Это общее количество ваших ножей?
А. У.: Это год выпуска и номер в этом году. Ни одного ножика выпуска 2005 года уже не могу найти. Я их сделал 60 штук. Там немного другая была конструкция, но принцип тот же. И там было очень много ручного труда. А вообще, что касается конструкции, я в первую очередь не сам ножик придумываю, я придумываю технологию, по которой будет он создаваться. И все эти складные ножи созданы с расчётом не на ларёк коммерческий и не на выпиливание руками в кустарных условиях, тут довольно высокая технологичность. При наличии соответствующего оборудования нож может выпускаться большими сериями. Если оборудование будет позволять, их можно делать, ну, пусть не очень массово, но довольно много. Но оборудование мне не позволяет. У меня два станка, которым по 50 лет: один – фрезерный, один – токарный. Ну, ещё есть китайская сверлилка, эрозионка, с компьютером с Windows 98. А на самом-то деле в этих ножах ошибка в пять сотых миллиметра – это уже брак. Как мои станки умудряются с такой точностью всё это делать, иногда сам удивляюсь.
М. К.: Я смотрю, у вас кривизна поверхности пологая плюс односторонний клинок.
А. У.: Да, этот радиус – это среднее расстояние вот отсюда до места удержания. И вы этим ножом делаете эргономически оправданное движение. То есть вы просто отпускаете руку и не мешаете ножу делать своё дело. В любой точке усилия практически одинаковые, в отличие, скажем, от ножа с выпуклым или вогнутым спуском. Там надо прилагать определённые усилия, чтобы был рез. Один спуск – это правильно, потому что есть базовая поверхность, плоскость. Им надо меньше управлять, чем ножом с двумя спусками.
Когда говорят про слабость регулировочного узла, я вспоминаю, что вот этот нож, который по условиям надо на шее носить, мне двух человек спас. Он очень полюбился рыбакам, потому что зимой при большом количестве верхней одежды ножик девать некуда. Нагибается человек, а нож на верёвочке, и он всегда под руками. Оба как-то под лёд провалились, а ножик под руками, и выкарабкались с помощью ножа. Это интересный ножик, их всего три экземпляра, называется «Мальчиш-плохиш».
М. К.: А металл какой вы берёте?
А. У.: Как правило, 440С, это немецкий металл. Когда была наша нержавейка 95х18, я делал из неё, и очень много было не то что нареканий, но вопросов. Граждане, начитавшиеся интернета и всяких диванных специалистов, говорили, мол, сталь-то так себе, всё же дело в термообработке, и так далее. Главное – термичка.
М. К.: А ножны вы у кого шьёте?
Я шью всё сам. Большинство ножен нестандартные, так что приходится делать самому. А ещё есть градация качества ножен: красивые, самодельные, очень дорогие, магазинные и ножны для жизни. Вот на «Плохише» ножны через 10–15 лет остаются такими же, как вы их видите. Ну, потёртыми, но точно такими же. А магазинные превращаются в тряпку.
Все статьи номера: На острие клинка №14, 2024
